Восточная война [СИ] - Евгений Белогорский

В начале было высажено около тысячи пехотинцев, которые сразу устремились к Евпатории и, после короткой стычки, выбили из порта слабосильную команду егерей - тарутинцев. Егеря, не смотря на приказ, проспали появление противника, обнаружив неприятеля только, когда французская пехота начала своё выдвижение к городу. Это, впрочем, не помешало им исполнить другой приказ графа и запалить шнуры фугасов, заранее расположенных в казенных каменных строениях города. Руководствуясь царским указом, полученного от государя перед своим отъездом в Севастополь, об обязательном уничтожении всего, что могло бы пойти на пользу врагу, Ардатов настоял на минировании части зданий в Евпатории, несмотря на открытый скепсис князя Меньшикова.

Однако прежде чем в Евпатории загрохотал прощальный салют, другой салют состоялся на море. Убедившись, что в районе порта нет крупных сил противника, французские корабли устремились в саму Евпаторию и в числе первых шли транспорты с кавалерией.

Выставленные к приходу непрошенных гостей минные букеты, мгновенно разнесли борта и днища французских транспортных судов и через образовавшиеся пробоины, в трюмы с ревом устремилась морская вода. Дальнейшее действие на борту кораблей развивалось по одному сценарию. Едва только стало ясно, что транспорт обречен, как команда поспешила покинуть его, предоставив лошадям спасаться самостоятельно.

Картина, которую наблюдали французские солдаты с других кораблей, была воистину достойна названия морского апокалипсиса. Почувствовав смертельную опасность, бедные животные стали хаотично метаться от одного борта тонущего судна к другому, оглашая морские просторы оглушительным ржанием. Некоторые, из животных не дожидаясь, когда судно погрузиться в воду, стремительно прыгали за борт и зачастую гибли от удара о воду.

Опасаясь новых взрывов, ни одно из судов не спешило прийти на помощь гибнущим, а наоборот пыталось отойти от них как можно подальше, ценя превыше всего собственную безопасность. Один из подорванных транспортов стал стремительно заваливаться на бок, и несчастные животные посыпались в море с уходящей вниз палубы, подобно гороху. Неубранные паруса на мачтах, многочисленные ванты, и канаты тонущего корабля, безжалостно хватали тех немногих лошадей, что сумели выплыть на поверхность и подобно огромному осьминогу тащили их вслед за собой на дно.

Другой транспорт, погружался на нос не столь быстро, но это мало чем помогло обреченным на гибель лошадям. Теряя ровную опору под ногами, они неотвратимо съезжали по наклонной палубе в воду. Прошло всего несколько минут, и корабль полностью очистился от своего груза.  Вслед за этим, подобно огромному сачку, корабль накрыл развернутыми парусами свои жертвы и топил, топил, топил тех, кто не успел отплыть от него подальше.

Некоторым животным повезло. Они сумели избежать коварной парусиновой ловушки, отплыв в сторону, но этим они только отсрочили свою гибель. Ни одно животное не сумело достигнуть спасительного берега и утонуло в морских пучинах.

После этого, почти целую неделю тела погибших лошадей плавали у берегов, напоминая союзникам о разыгравшейся трагедии. Впрочем, к тому времени маршала Сент-Арно и лорда Раглана потеря части кавалерии не так уж сильно занимала.

Вслед за взрывами на море, по прошествию некоторого времени, раздались взрывы и на суше. С ужасом смотрели со своих кораблей французы, как один за другим рушились каменные здания маленького городка, как стремительно запылали пакгаузы и прочие портовые сооружения Евпатории. Яркий рыжий огонь стремительной рекой разбегался по городским строениям, наполняя морской воздух густыми клубами черного едкого дыма. Утренний бриз быстро относил их в сторону вражеской эскадры, осаждая черную гарь на белые паруса кораблей. Так неприветливо встречала врага русская земля.

Узнав о высадке противника, Меньшиков не предпринял ни одной попытки атаковать французов, приказав своим силам занять позиции на реке Альме,  где по замыслам светлейшего должно было состояться генеральное сражение.

В течение всего дня французы и турки высаживались на берег в совершенно мирных условиях. Никто не атаковал их ни с суши, ни с моря и это сильно усыпило их бдительность. Посчитав, что подводные минные заграждения - это единственный ответ русских сил на их появление под Евпаторией, французы успокоились. Все прибывшие из Варны суда и не успевшие разгрузиться до наступления темноты, встали на якорь, выставив в боевое охранение всего два английских винтовых корвета.

Известие о появлении противника под Евпаторией для Ардатова и его команды охотников, в отличие от всего остального гарнизона Севастополя вызвало радость и облегчение от осознания своей правоты. В то время как генералы и адмиралы взволнованно бегали от одного совещания к другому, охотники графа были строги и подтянуты, от осознания того, что наступил их звездный час и предстоит серьезная работа.   

Перед общим сбором в казарме охотников граф публично выказал своё неудовольствие дозорным экипажам, который, с опозданием на два с половиной часа после казаков Зоргича, доложил Ардатову о появлении кораблей врага  

- Благодарю вас господа, но вы опоздали. Французы уже высадились в Евпатории. Меня об этом уже известили дозорные казаки. Вы свободны - холодно произнес он морякам, на которых он возлагал большие надежды. Кроме порицания, граф так же не выплатил дозорным обещанного денежного приза.

Атаку брандеров на вражеские суда было решено провести этой же ночью, с таким расчетом, чтобы выйти на цель к пяти часам утра. В это время, после долгой и напряженной ночной вахты, любые дозорные спят крепче всего, и потому шансы на успех у охотников были очень высоки.

Кроме того, благодаря наступающему рассвету моряки уже могли относительно хорошо ориентироваться среди вражеских кораблей, при выборе целей атаки.

Главными призами атаки были, конечно, линейные парусные корабли. На них, согласно данным разведки, французы перебрасывали из Варны свои основные воинские силы под прикрытием винтовых кораблей. Однако Ардатов отдавал себе отчет, что в результате большой кучности  стоявших на якоре под Евпаторией кораблей, его брандеры могут попросту не смогут добраться до них и поэтому, разрешил своим добровольцам вести свободную охоту.

- Помните господа, что наша главная задача не полное уничтожение вражеской эскадры. К сожалению, она слишком многочисленна для наших брандеров. Поэтому не стремитесь объять необъятное, а попытайтесь нанести существенный урон противнику. Для  нас ценен и важен любой вражеский корабль независимо от его тоннажа  и наличия солдат на его борту. Каждый парусник привез с собой что-то ценное, что-то очень необходимое врагам на нашей земле и поэтому уничтожение его является ценным вкладом в общую победу. Конечно, очень хотелось бы перетопить всего неприятеля в море, но это нереально. Большие корабли, скорее всего, расположены посредине строя, а значит, к ним будет очень трудно пробиться. Ещё раз прошу вас, не геройствовать, а постараться нанести урон господам союзникам.

Враг пришел захватить Севастополь и нам надо ещё до битвы основательно потрясти его, ошеломить, заставить бояться, чтобы к решающему сражению у него уже не было ни душевной стойкости, ни твердой уверенности в своих собственных силах. Если мы это сумеем сделать сейчас, то, считайте, что половина дела уже сделана.

Так говорил Ардатов, и молодые охотники, вызвавшиеся рискнуть собственной жизнью, с готовностью внимали ему, что впрочем, не помешало некоторым горячим головам иметь собственное мнения о предстоящем бое.        

Из всего количества пароходов, только восемь были брандерами в прямом смысле этого слова. Основательно загруженные горючими материалами и абордажными крючьями, пароходы были готовы намертво сцепиться с кораблем противника и полностью его сжечь. Шесть пароходов были вооружены шестовыми минами, и оставшиеся четыре Ардатов предполагал использовать как таран. Граф с удовольствием бы полностью оснастил контактными минами все свои пароходы, но из-за ограниченности времени и средств, был вынужден довольствоваться тем, что имел.

Напутствовать команду охотников в ночь перед атакой из морского начальства явился только Нахимов, все остальные были "заняты". Ардатов прекрасно понимал истинную причину занятости Корнилова и Истомина, но ни чуть не подал вида. Из всех троих севастопольских адмиралов, Павел Степанович ему больше всего импонировал своей простотой и открытостью. Нахимов лично пожал руку каждому из членов экипажей брандера, после чего благословил их и сказал, что будет ждать каждого из них живым и невредимым.

Самого Ардатова очень сильно подмывало отправиться вместе с молодыми храбрецами в опасный рейд, вспомнить былую удаль и прыть, но трезвым рассудком он унял сердечный порыв, отлично понимая, что ради озорства и бравады не в праве рисковать собой. Подобно статуи Командора граф молча стоял на пирсе, провожая на подвиг созданную им команду сорвиголов. Не поехал он и к казакам Зоргича, которые должны были встречать на берегу моря шлюпки с брандеров. Эту миссию он возложил на поручика Хвостова, молодого юношу, которого он сам лично выбрал в порученцы. И отказался он от этой поездке не из-за трусости или телесной слабости, просто сейчас его место было в Севастополе, и должен он был томительно ждать результатов чужих действий.